Дао Шмеля
Андрей Витязев
Тетя Маша с вожделением поливала на балконе герань из старой жестяной лейки. Утреннее солнце играло в падающих капельках, со звоном разбивающихся о зеленые упругие листочки. Тетя Маша энергично мотала из стороны в сторону источником живительной влаги, пританцовывала и распевала "ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ".
Дверь в комнату Аарона Моиесеевича медленно со скрипом открылась. Из нее спиной вперед, переваливаясь с ноги на ногу, пятилась массивная фигура Соломона Борисовича. Ее усердно, как маленький бульдозер, вежливо выталкивал Аарон Моисеевич.
-- Но, Аарон Моисеевич...
-- Да, конечно! Я вас чудесно понимаю! Но, Вы ведь сами понимаете, дело тут серьезное. Так что Вы меня поняли: прямо сейчас идите на базар, покупайте 14 качанов сырой кукурузы и отправляйтесь на место силы, то, что недалеко от Куяльника. Там садитесь в центре "театра камней" и созерцайте юго-западный камень. И вот очень важное: поете "АОУМ", отламываете зернышко от качана, поете "ТАТ САТ", кладете зернышко в рот, поете "ОМ" и только потом глотаете. Только ничего не перепутайте!
-- Понял! -- просиял Соломон, -- Кукуруза, Куяльник, юго-западный, "ОМ"...
Аарон Моисеевич прервал его аудиоряд хлопком двери, разделившей пространство надвое. Аарон Зельберман насладился тишиной, воцарившей в его половине бесконечности.
-- Скажите, -- Беня широко открытыми глазами поймал блаженный взгляд Нагваля. -- За что Вы его так?
-- Беня, -- с мягкой ниспадающей интонацией зазвучал Аарон Моисеевич. -- Видите ли, ученые-биологи как-то изловили шмеля...
-- Какого еще шмеля? -- изумился Беня, явно не улавливая причем же здесь шмель.
-- Толстого, полосатого и мохнатого. Что за привычка перебивать! Заткните свой внутренний диалог и слушайте, когда говорите с Нагвалем! Так вот, они поймали его и стали фиксировать его своим первым вниманием: делать тесты, ставить опыты. И в результате всей этой бурды они решили, что в нашей картине мира шмель летать не может: у него слишком маленькие крылья и слишком тяжелое тело. И что же Вы думаете? Они поставили печать под заключением, а шмель взял и полетел. Спрашивается почему?
-- Может он смещает точку сборки? -- робко предположил Беня.
-- Какая еще точка сборки?! Он просто берет и летит. А все потому, что срать он хотел на всех ученых и их заключения! Этот козел Соломон мне уже который год компостирует мне мозги со своим видением вместо того, чтобы принять, что хоть он и козел, но, тем не менее, видящий!
-- На такой случай, -- из кухни выплыла тетя Маша в красном, как флаг "великого и нерушимого", фартуке, который на уровне живота был параллелен земле. -- Нагваль Юхим Розенштайн со второго этажа написал танка:
* * *
Есть в жизни воина величайшая радость:
Понять, что ты полный кретин,
Ломящийся в закрытую дверь,
Бьющий все рекорды скорости
На беговой дорожке, неизвестно куда ведущей
И бесконечно опасной.
* * *
-- Есть еще большая радость в жизни воина: понять, что беговой дорожки не существует, -- Аарон Моисеевич неспеша, слегка пришаркивая, направился в свою комнату.
В коридоре воцарилась самая громкая тишина, какую только можно было себе представить. Даже пыль, витавшая в воздухе, прилагала гораздо больше усилий, чтобы продолжать свой замысловатый полет.
На лестнице послышались быстрые легкие шажки. В скважине повернулся ключ и в квартиру вошел Петрушка, Петя, девятилетний сын тети Маши. Он скинул портфель и ботинки и подошел к матери.
-- Вот, -- он с виноватым видом протянул ей дневник. -- Тебя в школу вызывают. Наталья Петровна сказала, что если вместо меня еще раз на математику дубль явится, то разбираться будем с директором, а он -- диаблеро суровый...
Ночная Одесса в лице улицы Осиповича встретила Нагваля Зельбермана порывом прохладного морского соленого ветра. Он поднял воротник плаща и пошлепал по темной подворотне, гулко шаркая.
Вдруг из ниоткуда выросла огромная черная фигура и с криком набросилась на Аарона Моисеевича. Схватив его стальной хваткой она отчаянно завопила на весь город:
-- Аарон Моисеевич! Я вижу! Я понял, что был видящим с рождения! Я все-все понял! Все так просто! Я понял каким козлом и засранцем я был!
-- Эх, Соломоша, -- одобрительно похлопал его по гиганскому плечу Аарон Моисеевич. -- Вот если бы ты понял, что ты таким же засранцем и остался...